Четырнадцатый театральный сезон открылся фантазиями на тему «Повестей Белкина».
Ставить Пушкина в современной России – занятие едва ли не более сложное, чем «замахиваться на Шекспира» в самодеятельном театре. Особенно, если речь идет о прозаических произведениях классика. Сколько бы мы ни твердили о «солнце поэзии» и «нашем все», Пушкин в искусстве является тем мерилом совершенства, тянуться к которому зачастую утомительно.
Поэтому, когда серпуховский гортеатр объявил, что собирается открывать сезон «Повестями Белкина» – появилось несколько вопросов. Город у нас, прямо скажем, провинциальный, публика, как правило, ходит в театр, чтобы от души, в голос, посмеяться или подивиться на что-то необычное. В крайнем случае, всплакнуть. Пушкин с его барышнями и сельскими пасторалями не предполагал ни первого, ни второго, ни третьего.
Можно было, конечно, заподозрить режиссера спектакля Павла Цепенюка в намерении перевернуть классику с ног на голову (многие, наверное, слышали про Онегина нетрадиционной ориентации в одном из театров Москвы), но – нет, мы не могли этого допустить даже в мыслях. Павел Аркадьевич за тринадцать лет работы в Серпухове не дал ни единого повода сомневаться в своем исключительном вкусе и почтительном отношении к гениям. Так чем же предполагалось «взять» зрителя? Мы узнали об этом на первом показе, 29 сентября.
«Театр уж полон, ложи блещут» – да, все было так, хоть кринолины и фраки за последние 200 лет сменились на более практичные наряды. Уже и в вечернем платье в театр не ходят, а жаль. Впрочем, ощущение радостного предчувствия, витающее в воздухе, рождало атмосферу праздничную. В зале много молодежи, есть дети – все-таки Пушкин, школьная программа. Занавес открыт и можно перед началом первого акта рассмотреть огромные качели, на толстых веревках подвешенные к верхней рампе.
Звонки, аплодисменты, суетливые манипуляции по переводу телефонов в беззвучный режим, тишина. Публику приветствует концертмейстер Наталья Еремина, чей виртуозный аккомпанемент стал одним из достоинств прошлогодней «Пиковой дамы». И вот на сцене в нарядных белых одеждах появляются те, по кому мы успели соскучиться. По некоторым – даже очень. Рамиль Азимов, весь прошлый сезон сражавшийся с тяжелой болезнью, сразу становится объектом повышенного внимания.
Как всегда, худ, сосредоточен, глаза горят. А его супруга Надежда Щербакова в белопенных кружевах, в которые художник по костюмам Анастасия Данилова нарядила всех женщин, сияет, как новобрачная. Так, а это кто? Лицо, определенно, знакомое в театральном контексте. Ах да, вероломный князь, затем – Руслан из постановок на Острове Дракино. Никита Селедцов – харизматичный актер, который, безусловно, может привнести в труппу новые краски. Комично раскланявшись, актеры удаляются за кулисы, чтобы в ближайшие полтора часа разыграть нежную, легкую, изящную, как кружева, пьесу по классической повести «Барышня-крестьянка».
Вопрос, как переложить текст недраматического произведения для сцены, Павел Цепенюк решил дерзко, на манер своей же «Пиковой дамы» – вложил его в уста героев. И в этом изъяснении от третьего лица оказалось столько провинциального кокетства и вместе с тем, простоты и самоиронии, будто все так и было.
Заглавную роль доверили играть Виктории Дроняевой, которой обычно удаются образы героинь с характером. И ее Лиза-Акулина вышла ровно такой – прямолинейной, цельной, более современной, нежели пушкинская, скорее девчонкой с нашего двора, нежели балованной дворянкой.
Влюбленный молодой барин в исполнении Сергея Урганскова тоже остался фигурой довольно условной, хотя стоит отметить, что стать и тигриная пластика Сергея заставляли невольно следить за ним глазами. Зато режиссер сполна «отыгрался» на второстепенных персонажах.
С первых минут влюбила в себя зал невероятная Мисс Жаксон (Екатерина Гвоздева). Еще бы, ведь она умудрялась одновременно пить из маленькой фляжки и петь сентиментальные романсы. Вообще, сочетание умелого употребления алкоголя и вокала неизменно на протяжении первого акта вызывало у публики восторг. Апогея он достиг в сцене примирения двух бар, поставленной на грани клоунады.
Славянофила Берестова воплотил Михаил Диамент, а Муромского очень обаятельно сыграл новичок труппы Селедцов, приятно удивив своим глубоким оперным баритоном. Не вокальными способностями, а бесстрашием изумил и старожил труппы Сергей Кирюшкин. Ему пришлось петь на два голоса с признанной дивой Ольгой Синельниковой. Недостатки певческой техники Сергей искупил напором и своей искрящейся харизмой. Было смешно.
В целом, первый акт оставил впечатление двоякое. С одной стороны, историю можно было рассказать в полтора раза быстрее, отказавшись от половины романсов и качания на качелях. С другой, а почему, собственно, театр должен постоянно подстраиваться под зрителя? Если режиссер считает, что пушкинская проза наиболее органично выражается в такой форме, то не лучше ли расслабиться и получить удовольствие от действительно хорошей игры и очаровательной, забытой нами музыки, от всех тех милых придумок, которыми режиссер так щедро украсил ткань повествования.
Если кто-то все же счел затянутость недостатком первого акта, то второй акт сполна расквитался за него. Повествование неслось, как тройка коней, встряхивая зрителя флеш-бэками, перенося из усадьбы в занесенное снегом поле – без малейшей смены декораций. Даже бутафорского снега нам не дали, предоставив работу воображению. Все-таки Пушкин, помимо прочего, был, вероятно, гипнотизером. Слыша его описание метели, сложно не ощутить покалывание снежинок на лице. Татьяна Чурикова с ее декадентской красотой срослась с образом трогательной Марьи Гавриловны и привнесла в него чувственность, которая не так явно читалась в оригинале. Очень хорош был Родион Баутин – обманутый влюбленный, не успевший на венчание. Вечно молодой, сияющий изнутри Дмитрий Глухов в роли романтического красавца Бурмина оказался ровно на своем месте.
Но самые сильные эмоции были связаны с появлением на сцене супружеской пары Рамиля Азимова и Надежды Щербаковой. Они сыграли родителей Марьи Гавриловны, были так убедительны в своей взаимной нежности, так красивы, что весь прошедший год, полный самых жутких страхов, показался просто сном.
Финальная сцена, аплодисменты, потом овации, выход на поклон. Зрители не спешат расходиться, слышатся крики «Браво». Цепенюк растроган, он смущенно улыбается, его наконец отпустило предпремьерное волнение. Театральное чудо в очередной раз произошло, а впереди еще целый сезон, в котором мы будем смеяться и грустить, удивляться и возможно, становиться лучше.
